-
Вся столица сияла, сияла да толковала,
как Маруся над лесом летала да токовала.
Вся станица слушала, слушала да кивала,
как Маруся певала:
Да, допускаю, что будущее тревожно,
но войско Твоё отважно.
Из того, что нужно, многое невозможно
и потому неважно.
Всё, что от Бога, страшно.
Всё, что от мамы, ложно.
Всё остальное, в целом, совсем несложно:
Смерть непреложна,
Истина неизбежна.
У Маруси два пулевых, одно ножевое.
Немцы её того – а она живая.
(Линор Горалик)
-
Если за молоком или так, в поношенном до ларёчка,
можно встретить девочку – восемь пасочек, два совочка, –
у подъезда, у самого у крылечка.
Тело у неё щуплое, голова пустая.
Вся она, словно смерть, любимая,
словно смерть, простая, –
и коса, и коса густая.
Вот она выбирает пасочку и идёт ко мне осторожно,
так берёт документики, будто это важно.
Фотография, биография, биопсия, копия.
Это я, девочка, это я.
Голова у меня пустая,
совесть чистая,
ты моя.
(Линор Горалик)
-
Как умирают пятого числа?
Как умирают третьего числа?
Как умирают в первый понедельник?
Лежат и думают: "Сегодня все музеи
закрыты – санитарный день.
Всё неживое чает очищенья,
и чучела спокойней смотрят в вечность,
когда стряхнули месячную пыль."
Как умирают ближе к четырём –
в детсадовский рабочий полдник?
А ближе к новостям? А в шесть секунд
десятого? А в пять секунд? А в три?
А вот сейчас?
Какие ж надо святцы, чтоб никого из нас не упустить.
(Линор Горалик)